муж ревновал.
— Сейчас, наверное, уже нет.
— Мы недавно расстались, — негромко произнесла она. И поднялась. — Пойдемте, я вам наше производство покажу.
Типографский цех находился в подвале бывшего монастырского дома семнадцатого века. Кажется, запах вина, которое гнали монахи, так и не выветрился из добротных, массивных стен помещения с узкими стрельчатыми окошками на самом верху, ныне занавешенными или закрытыми газетами. Здесь располагалось все необходимое: линотип, компьютер с довольно странным экраном — казалось, его перевернули на девяносто градусов для удобства работы — небольшой матричный принтер с кучей бумаги, факсимильный аппарат, несколько электрических ундервудов и что-то из далекого прошлого — наборный ротапринт. Наверное, на таком печатали в подполье первые номера «Искры». И конечно, все необходимое для полноценной работы типографии — обрезчики бумаги, пресс, глянцеватель, еще какие-то механизмы непонятного назначения.
— Не представляете, сколько у нас заказов в последнее время, — Ирина, едва спустившись в свои владения, заговорила без умолку. Давно хотела обо всем рассказать, да некому было. Я попался как нельзя кстати. — Что только ни просят — и проспекты, и бланки… да что там, даже книги. Мы не издательство, присваивать библиотечные классификаторы не имеем права, но авторы, а чаще всего они приходят со своими нетленками, в этом не нуждаются. Им главное результат. Мы и стараемся. Обложку можем и цветную сделать, можем и двухцветную, она большим спросом пользуется. Оно и понятно, самиздат денег не приносит.
— А как же эти… ну вы понимаете, те, кто должен следить. Ведь каждый ксерокс на любом предприятии находится в подчинении первого отдела. А у вас тут…
— У нас ксерокса нет, мы так и сказали в исполкоме, когда регистрировались год назад. Потому нам и разрешили — раз только линотип, его проще отследить. Тем более, мы перед каждой печатью сообщаем, что и как.
— И приходят, проверяют?
— Приходили. Сейчас уже нет, видимо, надоело. Да и времена поменялись. А мы все одно схитрили. Видите этот телефакс? — она небрежно кивнула на аппарат рядом с компьютером. — Мы его как раз для размножения оригинала используем. Он не на рулонах работает, а на обычной бумаге. В исполкоме не поняли, для чего нам факсимильный аппарат, ну и хорошо. А мы так множим, если кому что надо, справку из поликлиники, договор какой или бланк счета. И все нормально. Ксерокса-то нет.
Она улыбнулась, я следом. Каждый старался ловчить, чтоб обойти заскорузлые, безнадежно устаревшие в наш век НТР правила. Каждый выдумывать горазд — тем более, что цензорами сидели люди с мышлением столь отсталым, что понять, для чего тот или иной прибор используется, уже не могли. Больше того, сами ловчили, изредка стремясь показать усердие перед своими начальниками.
— А это станок фотопечати, — она провела меня в самую глубь цеха. — Нам иногда присылают диапозитивы, особенно из НИИ всяких или вузов. Вот и нашли выход, купили подержанный. Но работает хорошо. И любую пленку берет, хоть слайды, хоть обычную, хоть шестнадцать миллиметров.
— Это такую крохотную, шпионскую?
— Именно, именно. Я говорю, техника универсальная, очень удобно. Да и штампует быстро, мы методички для наших клиентов из НИИ твердого тела, считай, уже сделали, только собрать и скобками сшить.
В голове сверкнуло, я начал прощаться. Ирина вывела меня в общий коридор, по которому сновали работники.
— Заходите, если что вдруг понадобится, — на прощанье сказала она. — Сделаем вне очереди. Связи, они такие, — улыбнулась, но улыбка вдруг погасла. — Или если что об Артуре вдруг станет известно. Я ведь… сами понимаете. Это всех нас коснулось.
— Да, простите, что не предупредил тогда. Наверное…
— Забудьте вы об этом. Артура только помните, — и неожиданно добавила. — Светлый был человек, и вот как Данко, уж простите за сравнение. Он мне нравился, да и… он всем нравился.
Я кивнул и вдруг спросил:
— Скажите, Артур у вас деньги просил взаймы?
Ирина немного странно на меня посмотрела, потом, спохватившись, покачала головой.
— Нет. Я понимаю, о чем вы, меня и следователь об этом спрашивал. Мы не были настолько хорошо знакомы, чтоб он. Хотя… — немного поразмыслив, продолжила она, — наверное, он мог попросить меня на той несостоявшейся встрече.
— Вы долго его прождали?
— Нет, около получаса, потом поняла, раз он так сильно опаздывает, что-то случилось. Он ведь очень пунктуальный. Может, нашел деньги, мне как раз тогда об этом подумалось. Ведь вряд ли о визитках у нас могла бы зайти речь, — я кивнул. — А сколько ему не хватило, не знаете?
— Около девяноста тысяч, — Ирина присвистнула, точно подросток: — Да, очень много, но ведь он мог успеть собрать к сроку. Он все продал, что мог, занял, у кого мог. А вышло…
— Да, словно не в деньгах причина, а в чем-то другом.
— Может и так. Я сам никак понять не могу.
— И я, — кивнула она и добавила: — Вы не пропадайте, сообщайте, если что-то узнаете.
Я попрощался, подумав, что она права, надо не только и не столько полагаться на Олю, да солнышко молодец и много чего разыщет, но делать еще и самому. Я ведь так толком и ничего не узнал о смерти Артура, пытался и быстро бросил. Надо снова пробовать.
Я потоптался на месте, обдумывая новый план, а затем зашел в культтовары, а оттуда, несколько озадаченный стоимостью, в прокат. Там взял на месяц «Киев-30» — всего-то за рубль двадцать в месяц, а вечером показал его, вместе с квитанцией, Ольге. Та взвесила на руке кроху, недоверчиво взглянула в глазок камеры. Посмотрела на меня.
— Вот твое новое оборудование для работы в полевых условиях. Советский аппарат для шпионов, рекомендую. Есть вспышка и выдержка, экспозиции нет, высчитывай по таблице, но лучше ставь на один к тридцати, чтоб не затемнить — если без вспышки и в полутемном помещении. Если со вспышкой, она мощная, ставь на максимум. Пленку купил в культтоварах, вот тебе две кассеты сто двадцать пять ИСО, как раз для съемки документов. Будет слишком затемнено, куплю двести пятьдесят. Да, в кассете двадцать пять кадров, а не тридцать шесть, как обычно. И в конце назад пленка не перематывается, не старайся.
Оля долго молчала, разглядывая то меня, то лежащий перед ней крохотный, размером в два пальца, фотоаппарат. Взяла его в руки, повертела, положила на место, осторожно, будто заминированный. Снова взглянула на меня. Наконец, произнесла тихо:
— Зая, ты все это… серьезно?
— Солнце, а как ты думаешь? Конечно. Ты же просила.
— Но я… я даже…
— Хотела просто проверить? — она не ответила. Молчала. — Как когда мы в ограбление банка играли.
— Нет, — наконец произнесла. Голос вышел чужим, сдавленным. — нет, даже не думала. Просто ты так вдруг засуетился, так быстро
